Она заболела год назад, когда легкомысленная дочь Антонина привезла на дачу очередного жениха. Серафима увидела Макса — и заболела. К концу дня муж даже спросил, что с ней, нет ли температуры? Все Серафимино существо пылало страстью и рвалось к этому молодому мужчине. За столом они сидели рядом, и у нее голова кружилась до дурноты от его запаха — смеси слегка вспотевшего молодого тела и дорогого парфюма. От близости его коленей под столом. Макс смотрел на потенциальную тещу с интересом — он был младше её всего на десять лет. И выглядела она моложаво, шатенка с интересным породистым лицом.
Она видела откровенно царапающий ее по всем тайным местам взгляд и заболевала еще сильнее.
К вечеру они уехали, и острая фаза Серафиминой болезни приняла хроническую форму. Грех-то какой! Грех был перед дочерью — жених, как ни крути.
Через три дня Тоська объявила, что рассталась с Максом по причине полного непонимания ее юной пылкой души. Теперь он свободен. И она сделает все возможное и невозможное, чтобы Макс был рядом с ней.
Серафима стояла на троллейбусной остановке, проговаривая про себя слова, которые через час скажет мужу. Да, она честна перед ним — уходит не к кому-то, а потому что прошла любовь. Еле накрапывающий дождь сеял все сильнее, уже лужи резво потекли в водостоки. Огромный черный джип затормозил перед ней так резко, что Серафима отскочила. Водитель открыл дверь и весело крикнул:
— Садитесь, а то помокли совсем!
— Акт неслыханного благородства, — констатировала Серафима. Собралась скинуть капюшон, как замерла, увидев в зеркале смеющееся лицо. Голова закружилась — Макс!
Он ее не узнал. Совсем не мокрой курицей хотела она предстать перед ним. Такую тетку нельзя возжелать.
— Что не за рулем? Вы не производите впечатления женщины, которой не на что купить машину.
— А вы не производите впечатления мужчины, который зарабатывает извозом.
— Так я и не зарабатываю извозом. Просто вижу: мокнет женщина, похожая на одну знакомую. Дай, думаю, протяну руку, раз уж первый раз не получилось.
— Что не получилось?
— Не получилось обнять эту женщину покрепче и поласковее. А так хотелось!
— Что же помешало? — насторожилась Серафима.
— Дочка ее, дурочка-малолетка. Я на ней чуть было не женился! Красотка, а мозгов кот наплакал. Дочка-то — не велика потеря, а вот маменька — да, дама с достоинствами. Я бы с такой хоть на Северный полюс. Но — без обязательств.
— Конечно, женщина она зрелая, но зрелый фрукт — самый сладкий! А чего вы капюшон не снимаете?
— Мне так удобней…
— А любовь? Настоящая — разве для нее возраст имеет значение? — не унималась она.
— Ой, вот только не надо про настоящую любовь! — Серафима почувствовала, как Макса передернуло от этих слов. — Может она и есть — не знаю, не встречал. Но с той женщиной я бы любовью позанимался. А любить… зачем? У нее муж хороший. Пусть его и любит. А я бы ей другое предложил — поострее. Жаль, что у нас не срослось.
— А она знала, какие виды вы на нее имеете?
— Не знаю, но от нее такой жар шел, что хоть сейчас в койку.
— А зачем вы мне это рассказываете?
— Сам не пойму, уж очень вы на нее похожи.
Макс остановил машину и повернулся к ней лицом:" Приехали, вас-то как зовут?"
Она протянула зеленую банкноту и открыла дверь:
— Сдачи не надо. А зовут меня Серафима, — она сдернула капюшон. Значит пламенная! И захлопнула дверь, успев увидеть вытянувшееся лицо Макса.
— Постойте, я же так хотел вас найти!
— Чао, бамбино! Я выздоровела, и ты, парень, больше не мешаешь мне жить!
Серафима шла по темному двору, весело шлепала по теплым лужам. Завтра обязательно будет солнце. Она подумала, что ее жизнь удалась: хорошая дочь, красавец-муж, любящий и верный. А этот, сигналящий ей в джипе, — морок от жары, с кем не бывает…